Новый роман Елены Катишонок - это событие. Een nieuwe roman van Elena Katishinok is een gebeurtenis. И отличный повод представить вам новую сотрудницу этого блoга, Айду Смирнову, которая будет писать, на русском, о русском литературе. En een uitstekende gelegenheid om een nieuwe medewerkster van dit blog aan u voor te stellen: Aida Smirnova, die in het Russisch over Russische literatuur zal schrijven. Bijdragen in het Nederlands over Russische literatuur blijven gewoon verschijnen, zoals hieronder in de rechterkolom, in dit geval ook over Katishonoks nieuwe roman.

Аида Смирнова - Признаюсь сразу: чтение этой книги, постижение ее смысла и замысла (если это возможно в полной мере) – трудная работа. Но она постепенно захватывает тебя, и в ее процессе, на всем бесконечно длинном и сложном развертывании сюжета открывает читателю всё новые грани жизни и человеческого характера. Рядом со многими персонажами следует, как правило, его негативный антипод, оттеняя его своей непохожестью и создавая диссонанс характеров, что придает повествованию дополнительную яркость и выразительность.

Это не шекспировская трагедия с ее вселенскими «проклятыми» вопросами и штабелями трупов в финале. Здесь всё проще и страшнее, потому что здесь развертывается глобальная (по количеству героев) бытовая, вялотекущая, бесконечная драма тех самых людей, которые зовутся «простыми» и которые составляют понятие «народ».

Количество героев (главных и второстепенных, мелькнувших лишь раз, впрочем, наделенных обязательно какими-то внешними приметами, штрихами облика и характера) кажется неисчислимым, просто поражает. Недаром автор является лауреатом премии «Ясная поляна», местом, чей хозяин славился многолюдьем своих романов. Вначале кажется, что это просто толпа людей, которая пополняется всё новыми и новыми персонажами, но по ходу действия обнаруживается, что они прямо или косвенно связаны, кто отдаленно, через цепочку других людей, кто непосредственно.

Линия жизни многих героев романа (семьи Лункансов, доцента Присухи, девочки Ольки) вполне могли бы стать отдельными законченными новеллами, но они, причудливо и порой неожиданно переплетаясь, проникая друг в друга, делают роман таким сложным (в хорошем смысле этого слова), таким многогранным и многоцветным, увлекательным. Как все неожиданно, непредсказуемо и... закономерно в жизни. Как люди, не понимая и отталкиваясь друг от друга, связаны многими видимыми и невидимыми нитями по воле главного режиссера – судьбы.

Многозначно само название романа. Его метафорический свет буквально пронизывает плотную ткань этой книги. Многим персонажам и по разным поводам он светит, но это обычно не тот свет, который греет и означает любовь, доброту и душевность. Настоящей поэмой звучит размышление девятилетней девочки Ольки о светящихся окнах. Этот маленький, но сильный человечек, обделенной материнской любовью и так мечтающий о дружной, доброй семье – самый светлый и обаятельный образ книги. Свет несёт она сама.

«Придуманные люди жили по-разному. Самыми счастливыми были обладатели абажуров, потому что человек, заботливо облекший обыкновенную лампочку уютной оранжевой полусферой, просто не может жить плохо...Четверо, например, или пятеро человек, и каждый из этих четверых или пятерых любит всех остальных – и его все любят». Наивная маленькая фантазерка мечтает о малом: о домашнем уюте, тепле, покое. Это именно то, чего не хватает почти всем героям романа. Потерянные, разбитые, несостоявшиеся семьи – настоящие бедствие для всех.

Не сложилась семейная жизнь и у главного героя романа Карла Лунканса – сына Германа Лунканса, «скромного работника переплётной мастерской» и «первого кинематографиста республики». ... «В тысяча девятсот сороковом году Герман лишился дома, родной земли и спасибо, что не жизни»... Черз двадцать лет Герман умер в день своего несостоявшегося триумфа. Сын хочет осуществить замысел отца – воплотить в жизнь его сценарий, но слово «несостоявшийся» преследует и его. Карлуша (автор явно симпатизирует ему и часто называет этим детским именем) слывёт в глазах окружающих и прежде всего его жены Насти неудачником. Скромный, деликатный, нечестолюбивый, «просто инженер», он не подходит под её стандарт образцового мужа. И его жена Настя такого находит в лице торгпреда Баева. Так рушится еще одна семья: «только сейчас он понял, что принимал за любовь чувство вины»...Одиночество вдвоём, постоянные несовпадения интересов и чувств друг друга – кто виноват? Как честный и добрый человек, Карл винит себя. И обречён вновь на одиночество и тоску.

Egbert Hartman - “Zij vertegenwoordigen een grotere kracht, die van het individu”, schreef ik in 2011 in een recensie over de roman Er leefden eens een oude man en een oude vrouw van Elena Katishonok. In dat romandebuut van de in Boston woonachtige, Russischtalige Katishonok, worden de lotgevallen beschreven van een familie in Riga, die de rampen van de 20ste eeuw in volle gewicht over zich heen krijgt. De adembenemende familiekroniek kreeg een vervolg met Tegen de wijzers van de klok in, en eind vorig jaar verscheen, voor mij volledig onverwacht, deel drie, Licht in het venster (Svet v okne). (Ik ontmoette Katishonok in 2012 in Amsterdam, ze repte met geen woord van plannen voor een nieuw boek, die ze toen ongetwijfeld al moet hebben gehad.)

De hoofdpersonen in vooral Er leefden eens een oude man en een oude vrouw weten hun waardigheid te behouden, in de zware slagschaduw van de Sovjets die in 1940 binnenvallen, van de Duitsers en opnieuw de Sovjets, die Letland na de oorlog ingesnoerd houden. Katishnok zet haar personages met veel compassie neer als ‘kleine’ overwinnaars.

Het contrast met deel drie, Licht in het venster, is groot. De hoofdpersonen zijn als schipbreukelingen aangeland in de jaren zestig, het vegetarische tijdperk, zoals die latere Sovjet-periode wel wordt genoemd. Het directe gevaar voor lijf en leden is geweken, er is een beetje ruimte om het bestaan naar eigen inzicht vorm te geven. Hoe gaan de personen met dat kleine beetje vrijheid om? Niet zo goed. Gehinderd door demonen uit het verleden, door schaarste (vooral op de woningmarkt) en in de weg gezeten door een nog altijd repressief regiem, vluchten ze in een parallelle wereld, zonder daar veel geluk te vinden.

Het levert een gelaagd beeld op van de jaren zestig, gevuld met personen die door hun familiebanden noodgedwongen met elkaar te maken hebben of elkaar bij toeval in meerdere cirkels van het verhaal tegenkomen. Lelka (de achterkleindochter van de oude man en de oude vrouw uit her eerste deel) heeft als lerares Engels Nastja, die trouwt met Karloejska. Wanneer Karloesjka bij de hem onbekende Lelka op bezoek gaat voor een mogelijke woningruil, blijkt haar grootvader de broer van zíjn grootvader te zijn. Lelka, getiranniseerd door haar moeder en stiefvader, vlucht in de wereld van Galsworthy’s Forsyte Saga. De docent Engels van Nastja op de universiteit vlucht in een studie over datzelfde boek. Wat hij over Galsworthy schrijft wijkt af van de Sovjet-leerboeken en zal, dat beseft hij heel goed, nooit gepubliceerd worden. Wanneer hij verongelukt, vindt Karloesjka aantekeningen van hem. Die geven hem een beslissend duwtje: hij besluit te gaan schrijven. Zo vlucht ook hij uiteindelijk in een parallelle wereld.

In de hal van Lelka’s huis hangt een bord met namen van de eerste huurders. Wie het eerdere werk van Katishonok kent, herkent dat bord en dus het huis onmiddellijk. Het huis speelt de hoofdrol in ‘Wanneer een mens vertrekt’, een boek dat buiten de inmiddels driedelige familiekroniek valt, maar daar dus toch raakvlakken mee heeft. Bij het zien van de namen, fantaseert Lelka – ook weer een vlucht uit de werkelijkheid - allerlei mooie avonturen bij elkaar voor die eerste bewoners. Uit ‘Wanneer een mens vertrekt’ weten wij al dat voor veel van die bewoners de 20ste eeuw niks moois in petto had.

Dergelijke onverwachte verbanden, elkaar kruisende cirkels en ook indringende doorkijkjes naar het verleden (in een paar prachtige pagina’s worden de lotgevallen beschreven van Nastja’s tante als Ost-arbeiterin) zijn typerend voor het werk van Katishonok. Ze moet nog materiaal genoeg hebben voor een vervolg. Het zou me niet verbazen als ook de jaren tachtig nog beschreven gaan worden, tot aan de onafhankelijk van Letland. En ook in dat vierde deel zal de schaduw van de geschiedenis nog nadrukkelijk voelbaar zijn. Of zullen de schripbreukelingen uit de 20ste eeuw dan eindelijk vaste grond onder de voeten hebben gekregen en in het onafhankelijke Letland niet langer vluchten in een parallelle wereld?

Wanneer een mens vertrekt verscheen afgelopen najaar in een Duitse vertaling onder de titel Das Haus in der Palissadnaja. Elena Katishonok staat op de omslag als Jelena Katischonok.

Het boek is een prima kennismaking met Katishonok, al weet ik niets over de kwaliteit van de vertaling. Wie Katishonok in het Russisch kan lezen, dient te beginnen met Zhili byli.

Каждый читатель непременно задумается над тем, почему автору показалось уместным буквально прослоить страницы романа (вплоть до прямых цитат) аналогиями, ссылками, мыслями и ассоциациями со знаменитым романом английского писателя Джона Голсуорси «Сага о Форсайтах», герои которого, принадлежащие миру крупной английской буржуазии, так далеки от описываемой нашим автором действительности. Ведь им не приходится ежедневно думать ни о куске хлеба, ни о крыше над головой, ни о каком-либо месте в жизни. Все у них есть: богатые дома и роскошные туалеты, счет в банке и чувство собственного достоинства и значимости. Их «родовой инстинкт, который был их главной движущей силой - это семья, домашний очаг и собственность». Последнее понятие – ключевое в английском тексте – просто незнакомо героям Елены Катишонок. Им принадлежат только они сами, да и то, как правило, не всегда. Контраст – думается, это побудило нашего автора использовать столь необычный приём.

По-разному присутствуют далекие Форсайты в жизни и сознании героев романа. Для рано повзрослевшей Ольки – это окно в другой мир, притягательный, прекрасный и недостижимый. Для практичной, задорной Зинки – интересное «чтиво», для расчетливой Ксении – тема дипломной работы, а вот для доцента Присухи, фанатика английского романа – смысл всей жизни. Поражает своим трагизмом судьба этого персонажа. Так нелепо оборвана его научная карьера. Всепроникающие щупальцы гигантской репрессивной машины дотянулись и до него. Кстати сказать, этот безжалостный Молох ломает судьбы не одного этого героя. По смехотвороной причине Присуху изгнали из университета: на его «Олимпии» (заметим, без его ведома) печатали запрещенную литературу. Отлучение длилось десять долгих лет, пока не случилось некоторое «потепление». Казалось бы, снова можно мечтать о любимой работе, вернуться к Форсайту. Появляются новые идеи и даже мысли обновить свой потрепанный гардероб (совсем как у гоголевского Акакия Акакиевича – невольная аналогия). «Жизнь, казалось, обрела дополнительное измерение.» «Жизнь менялась...» - Дмитрий Иванович Присуха, как и его любимый герой Сомс Форсайт, спешил исполнить свой долг. Не успел! А казалось, «время есть впереди»... Нелепая и случайная смерть Присухи на самом деле далеко не случайна. «Понимаете, у него...коврик из-под ног выдернули», - говорит бывшая жена учёного, тоже не понимавшая его страсти, его одержимости. Выслушав грустный монолог-исповедь женщины, Карл всерьёз задумался, каково это – ждать ареста... «много ли он знает о КГБ... Между тем КГБ существует и функционирует, однако преследует не столько иностранных шпионов, сколько диссидентов, поэтов, непричастных людей вроде Присухи...»

Прелестным этюдом в этом романе-симфонии звучит рассказ о поездках «наших» к «ним» на «загнивающий» Запад. «Однако что-то здесь неправильно» - думает Настя, приехав погостить к тёте Лизе В Германию. «Они на нас напали, и это несправедливо. Почему же они, побежденные, живут намного лучше победителей? Как себя вести, если победители проиграли? Мучила та же мысль: мы победили, почему же живем так убого, почему наши вещи такие топорные, бездарные? Почему мы так не любим себя – мы, победители?» И еще: кто же нас так обездолил, лишил самого элементарного в жизни, отнял самоуважение и достоинство? Жить и знать, что обречён на эту жизнь, и здесь никогда не наступит ничего похожего даже на самую простенькую Болгарию...

Нет, всё-таки мы ошиблись, утверждая, что в этом романе нет великих вопросов. Есть они, ведь русская литература всегда славилась этими великими вопросами. Но кто обязан давать ответы на них? Наверное, каждый в отдельности и все вместе.

Закрываешь книгу и думаешь: а всё-таки есть ли свет в окнах? Видимо, всё-таки есть, пока живут такие люди (и их немало), как «одержимый» Присуха, тонкая умная фантазёрка Олька, «неудачник» Карл, много милых и душевных женщин (мама Карла, бабушка Ольки, Дора, потерявшаяся и найденная, и другие).

Кард строит другую, «параллельную реальность, другой мир, где абсурд, конечно, присутствовал тоже, но был уместным и начисто лишенным нелепости». Карл пишет свою книгу о человеке, доме, семье и окнах, где светится своя знакомая и незнакомая нам жизнь. Но пока такую книгу для нас всех, книгу, в котрой много проклятых вопросов, а где-то брезжат и некоторые ответы, написала для нас прекрасный талантливый прозаик и поэт Елена Катишонок. Вполне вероятно, книга эта каждого заставит задуматься, кому он светит и кто для него самого свет в окне...

Elena Katishonok